Интонация

Фильм 4

Борис Аверин
филолог

33 минуты


Дом Зингера. Из купола — глобуса, где происходит беседа, открывается городской вид: Невский проспект и окрестности. В этой серии движение камеры не столько по периметру всего пространства, заполненного металлическими конструкциями, сколько в разнообразии крупных и средних планов, на фоне почти фантастического пейзажа города, снятого с непривычного ракурса.

Александр Сокуров: Что происходит с мусульманской литературой?

Борис Аверин: По-моему, с ней все в порядке. Замечательный иранский писатель Помук говорит, что пространство иранской миниатюры не приемлет перспективы. Таково и свойство нашего глаза — перспективы нет: это иллюзия.

Когда я впервые попал в музей Прадо, я понял, что прав Вячеслав Иванов: искусство кончилось в 15–16 веке. Потом стали изображать самого себя. А кому до этого дело? Владимир Соловьев говорил, что нужно ценить и любить самого себя, иначе ты никого не сможешь понять и полюбить. Это так, но дело в том, я не могу определить, кто я: определяются национальность, пол, генетические особенности и т.д. Но и Бога определить я не могу, и никто не может. Поэтому с одной стороны братство и теснота, с другой — я.

А. С. Не игра ли это цивилизации и прогресса?

Б. А. Я осознал себя в 12 лет. Вечер, поле и вдруг из-под моих ног вылетает птица, и вдруг я увидел себя со стороны. И свое сознание — со стороны.

А. С. Но не каждый человек может видеть самого себя.

Б. А. Но способность видеть себя с точки зрения другого человека — это свойство искусства. А то, что вокруг — это объективность.

А. С. И все, что нас окружает, создано ценою жертв многих человеческих жизней.

Б. А. Да Петр I вбил сюда многих людей.

А. С. А зачем нужна жертва, что это.

Б. А. Это было всегда в истории человечества. Потом появилось иное качество жертвы — Христос.

А. С. И блокада Ленинграда.

Б. А. Да погибли миллион двести тысяч человек.

А. С. Почему мир с восторгом принял Достоевского? Почему писатели так углубляются в криминальный сюжет? А потом — и кинематограф.

Б. А. Ж.Ж. Руссо говорил, что человек по природе добр. А Достоевский — что человек склонен к злу.

А. С. Почему литература ХIХ века так жизнеподобна, так привязана к реальности — не только русская, но и Золя и Диккенс.

Б. А. Но был и Гоголь — «Вий». Или этот самый Невский проспект, где «все не то, что кажется». Да и Достоевский, у которого рационалист разговаривает с чертом, и тот справедливо говорит ему, что он не плод больного сознания, но просто является ему только в таком его состоянии. А Лев Толстой: уж такой реалист, но и он описывает, как князь Андрей понимает смерть: это когда я люблю всех, а не одного конкретного человека.

А. С. Можно ли сказать, что русская литература любит показывать человеческие мучения?

Б. А. Еще древние говорили: если тебе везет, говорил Солон, не очень ликуй, а если нет, то не отчаивайся: страдания возвышают душу.

Смотрите, что делает с человеком пространство…

(Cмотрят в окна, троится пространство кадра и переходит один слой в другой)

Cмотрите, как выглядит отсюда и Никольский собор, да и Смольный — отсюда я его никогда не видел. Открытая панорама. Конечно, ее закроют.

А. С.Будем верить, что не закроют.

Б. А. Петр строил не имперскую столицу, а Парадиз, Рай, так формулировал за Петра Феофан Прокопович. Сад для души. Для его души. Петр ведь не был религиозным человеком, а монахов и вовсе не мог терпеть.

А. С. Тогда откуда идея, он ведь, скорее всего, был злодей из злодеев.

Б. А. Да, несомненно, был психически нездоров. И все-таки идея обучающего прекрасного пространства рациональна.

А. С. Насколько это было оригинально? Он ведь все привозил из Европы. Купить и скрутить холсты, упаковать скульптуру недолго — промышленность построить труднее. Но он пытался изменить образ жизни, а это уже серьезнее.

Вот вы довольно долго жили в Арктике, там, где ничего нет.

Б. А. Это была красота абсолютная, красота пустоты. Жить в консервной банке несколько лет при полярной ночи, где с одними и теми же людьми сталкиваешься каждый день, очень трудно.

А. С. Как складывается мужское сообщество, где нет громоотводов в виде семьи и прочих отвлекающих обстоятельств?

Б. А. Там сразу складывалось расслоение на несколько социальных групп.

А. С. Но вам было всего 19 лет, вы были на практике студентом.

Б. А. Но для них я был интеллектуалом. Какой-то религиозный контекст был в такой жизни.

А. С. Такого глубокого атеизма, как в России, не было нигде. Как получилась, что советизация произошла в несколько недель? Куда делись многие люди, которые ходили в церковь по внутренней потребности?

Б. А. Они испугались.

А. С. Вся страна испугалась?

Б. А. Да. Вся гениальность Ленина была в том, что он сказал: мы будем расстреливать не по закону, а по революционной совести.

А. С. Значит, мы можем испугаться снова в любой момент. Сколько раз мы уже пугались?

Б. А. При Петре испугались, потом всех напугал Николай I. А Николай II? Когда он отрекся, тоже испугались. Потом Ленин, Сталин.

А. С. Это симптом?

Б. А. Мы напуганы навсегда. На Руси верующие были такие, как писал Бунин: как бы не страх, так и в церковь не ходил бы.

А. С. Может ли такой народ создавать государство?

Б. А. Я думаю, что народ государство не создает.

А. С. А кто же?

Б. А. Те, Кого Лев Гумилев называл пассионариями.

А. С. Но такие же люди, как мы с вами.

Б. А. Мы пассионарии? Что-то я не заметил, чтобы вы создавали государство.

А. С. Если призовут и будет некому, то и мы будем: у нас не будет морального права отказаться.

Б. А. У меня будет моральное право: у меня это не получится.

А. С. Где же выход?

Б. А. Не знаю. Хорошо, что я не знаю, а то бы стал предлагать выход.

А. С. И все же — какой ответ?

Б. А. Крепостное право.

А. С. Ну, сколько это можно слышать.

Б. А. Все европейские страны прошли такую стадию, но нас оно ударило навсегда. При этом мы не можем не видеть, что в русском человеке есть странное качество: стремление к свободе, При этом страхе и крепостной зависимости.

А. С. Ну какое же стремление к свободе, когда при первом же случае все готовы склонить голову.

Б. А. Однажды Дмитрий Мережковский приехал на Светлояр и увидел крестьян, которые размышляют о Боге и государстве так, что ему стало интересно. При том, что он и говорить-то с мужиками не умел.

А. С. Что для нас Европа — старшая сестра или образцовая хозяйственная соседка?

Б. А. Хорошая соседка. Когда я пришел в музей города Парижа, меня это потрясло. Я увидел там множество предметов, которые были сделаны в ХIV–ХIV веках. Ручная работа. Все сохранилось. У нас масса деревень, о которых никто не помнит, от них не осталось упоминаний ни на одной географической карте. Возьмите кладбища в Европе. Я читаю на памятниках: 1524 год. А у нас нет прошлого. У нас есть лишь эмоциональное восприятия прошлого.

А. С. Вы изучали творчество Набокова. Почему в литературе и культуре боятся разговора о человеческом теле, об эротике, о такой важной стороне человеческой жизни. Мне кажется, что Набоков шел в эту сторону, подошел к некой черте и вернулся.

Б. А. Когда я читал эротические сцены в Лолите, мне было неприятно. Но когда я дошел до финала, я понял, что речь идет о любви с первого взгляда, о любви Адама к Еве. И я Гумберту все простил.

А. С. Почему его надо прощать?

Б. А. Истина должна быть за покрывалом. Вот так и человеческое тело. Древние его не боялись.

А. С. Я имею ввиду показ самого акта любви.

Б. А. Когда мне показали впервые порнографический фильм, я смог выдержать 10 минут. Душа не принимает.

А. С. Публичного показа сексуального поведения? Но значит большая часть человеческой жизни выброшена на свалку.

Б. А. Не все естественное прекрасно. Вы не считаете, что пора литературе пойти навстречу этой проблеме и отменить понятие порнографии. Границу определяет только талант и эстетическое чувство. В том, что касается человека, не может быть запретов.

Б. А.Человек состоит из души и плоти. Иногда между ними есть гармония. Иногда.

А. С. Почему литература отвернулась от библейских сюжетов?

Б. А. Религиозная составляющая в современной литературе очень сильна, но часто она присутствует под спудом совсем не религиозного сюжета. Человек всегда грешен…

А. С. Что значит «грешен»?

Б. А. Я в детстве воровал морковку, и кое-что похуже, о чем я не скажу. А слово это действительно вышло из употребления. Я вижу, что мы с вами не совпадаем ни по каким вопросам.

А. С. Да, у нас мало совпадений, но слушать вас большое удовольствие, потому что вы имеете независимую позицию. И вы мне очень напоминаете писателя Андрея Платонова.

(Смотрят сверху вниз на развернутую панораму Невского проспекта в зимней изморози)

Б. А. А ждет нас Апокалипсис…

А. С. Не может быть.

Б. А. Но это говорит мне знание, а вера говорит, что все будет хорошо.

Александра Тучинская

Оглавление