Интонация Фильм 5 Владимир Якунин президент ООО «Российские железные дороги» Президент благотворительного фонда имени Андрея Первозванного 44 минут Интервью ведется в помещении театра «Санкт-Петербургъ опера» в бывшем доме Дервиза. На фоне псевдовосточного орнамента, декора, изобилующего золочением, в зале с зеркальной стеной и на сцене среди театральных конструкций и оркестровой ямой внизу — длится эта беседа. Владимир Якунин: Я восхищался отцом. Деревенский парень, окончивший техникум и военное училище. Мать не хотела, чтобы я родился в деревне. Но отец понимал, что это осложнит мою жизнь, и из Пярну, где жили родители, отец отправил мать рожать на родину. Утеряны сельскохозяйственные традиции. Я думаю, их можно восстановить. А. С. Каким образом, если деревеня разорена, и жители разбежались по городам? В. Я. Но есть стимул к производству продуктов. Ведь при царизме переселяли неимущих крестьян в дальние районы и давали землю. А. С. Наши потери гораздо ближе к нам, чем исторические традиции. Помимо природных факторов есть и другие: семья, школа и т.д. Династическое правление, как при царизме, — это бесконечность, а не фрагменты политической кампании, как теперь. В. Я. Что касается стратегического взгляда — это система воспитания. А. С. Какая? В. Я. Должна существовать среда. Не государство, а общество в целом. А. С. Какому государству вы давали присягу? В. Я. СССР. Оно перестало существовать. Часть государственных ценностей исчезла. Для меня это было трудное время. А. С. Вы работали в Нью-Йорке в советском представительстве при ООН. На какие компромиссы вы должны были пойти при вашем советском политическом воспитании? В. Я. Для меня это было колоссальное поле новой информации разного рода. У нас и с перестройкой не пришло в страну, то, что я там увидел. Я имею ввиду вещи системного характера. А. С. В эпоху «Декларации независимости» у нас еще было крепостное право. А в 30-х годах Америка построила колоссальные небоскребы. В. Я. Наше поколение изучало капитализм как политику, идеологию и т.д. Но такого капитализма тогда уже не было. И мы почерпнули что-то от них, как они многое черпали в социалистической идее. Теория конвергенции — размывание граней между социализмом и капитализмом. А. С. Почему они не «размываются», а мы это делаем так охотно. (Поднимаются на сцену) А. С. Пожалуйте на сцену. В. Я. Есть пассионарии, а есть люди, которые просто стремятся к комфорту. А. С. Но ведь переоценка ценностей произошло не из-за революции, а в результате разложения советского строя. (Сцена, конструкции и место для оркестра. Изображение делается множественным, игра ракурсами) А. С. Когда вы почувствовали, что коммунистическое устройство накопило слишком много ошибок? В. Я. Я очень тяжело пережил известие о развале Союза. Это было и психологическая ломка: все представления о служении отечеству и преданности партии нивелировались. И тогда я отступил на последний редут: семья, друзья и близкий круг людей, для которых я был истиной в последней инстанции. Среди людей, которые руководили, были те, кто понимал, что нельзя соединить одной нитью огромную страну. Таким человеком был Андропов. А. С. Андропов? А как же тогда его позиция по отношению к Солженицыну, он что, не понимал, его преследование органами — это топором по соловью? В. Я. Он считал, что такие люди как Солженицын, могут расшатать всю систему. А. С.Такую мощную систему — и один человек? Но ведь и при царе был Лев Толстой — оппонент власти. Его–то не преследовали. Что же мы за люди такие, что сами соглашаемся с насилием над собой. В. Я. Не надо возводить на весь народ то, что сделали представители политической элиты. А. С. Но сам народ виноват в том, что с ним делали. Как и немцы — во власти нацистов. И немцы после войны взяли на себя такую ответственность. В. Я. Я сам считаю, что мы виноваты — мы дискредитировали коммунистическую идею. Я, может быть, соглашусь, что каждый человек разделяет ответственность, но виноваты руководители. А. С. Ни в одном уставе не прописано, какой указ преступный. В. Я. Но написано, что неподчинение приказу преступно. А. С. Где та сила в обществе, которая обладает нравственным авторитетом? Кто скажет русским мальчикам — не писайте в подъезде? В. Я. То же самое делают и американские мальчики. Я с уважением отношусь к людям, которые воспитывают детей, потерявших родителей. А. С. Но это же единицы. Кто это будет воспитывать общество? В. Я. Мы с вами. А. С. Что за мощь в этой силе — чиновничество, с которым боролись и Гоголь и Салтыков-Щедрин, а она все процветает? В. Я. Но и у народной силы есть ресурсы. На жизни одного поколения происходят колоссальные стрессы. Это истощает силы общества. А. С. Мы распрощались с социализмом. Что у нас сейчас — уж точно не классический капитализм. Какой общественный строй формируется? В. Я. Одним из признаков устройства общества является национальная идея. (Сокуров подводит собеседника к дирижерскому пульту, котором лежит книга «Российская Империя в цвете. 1909–1915». Листают книгу. Фотографии старинных городов и карты дорог) В. Я. Для верующих все проще — есть судьба и божий промысел. А. С. Как же тогда объяснить, что после революции в считанные месяцы народ отвернулся от церкви? Смотрите, что было: прекрасные города, чистые лица. Никакой затрапезности. Замечательная архитектура. И что же? Почти все разрушено. В. Я. Но была и государственная практика сохранения церквей еще с 30-х годов. А. С. А что народ? В. Я. Народ тихо крестил своих детей. А. С. Это все же исключения. Я говорю сейчас о массовом явлении. Не получится ли, что народ опять повернется спиной к церкви. Это же Молох. В. Я. В фонде Андрея Первозванного мы возобновляем благотворительную помощь, в том числе и церквям. А. С. Но количества проступков так много, что мне кажется, у нас нет уже времени. В. Я. Обострение, с каким вы ставите вопрос, создает гнетущую ситуацию. А. С. Если мы снимаем ответственность народа, то на людях государственной элиты лежит все большая ответственность. В. Я. Но чем больше таких людей, которые как вы задаете вопросы, тем больше помощь. Но ответственность колоссальная. Александра Тучинская Оглавление